БАХЫТЖАН КАНАПЬЯНОВ

ПОЭТИЧЕСКИЙ ГОД РОССИИ И КАЗАХСТАНА

Совместным решением Президента Казахстана Н. А. Назарбаева и Президента России В. В. Путина 2006 год объявлен Годом Пушкина в Казахстане и Годом Абая в России.

Решением Секретариата ЮНЕСКО последние годы прошлого столетия (1995–1999 гг.) прошли под бессмертными профилями Пушкина и Абая, при неиссякаемом свете творчества этих поэтов, их высокохудожественных произведений, бессмертие этих произведений доказало само время. Юбилеи, посвященные 200-летию Александра Сергеевича Пушкина и 150-летию Абая Кунанбаева, прошедшие во многих культурных центрах мира под эгидой ЮНЕСКО, показали, что творения этих поэтов принадлежат всему человечеству. Но нашим странам – братским соседям, имеющим между собой многовековые традиции и литературные связи, вытекающие из единого, общего для нас, культурного пространства, по всей вероятности, недостаточно было этих юбилейных торжеств. Граждане двух братских государств с большим воодушевлением восприняли идею проведения Года Пушкина в Казахстане и Года Абая в России. В рамках этого года в Казахстане пройдут выставки, посвященные жизни и творчеству А. С. Пушкина, из фондов Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пуш­кина и Российской Государственной библиотеки, а в России выставки, посвященные Абаю Кунанбаеву, из фондов Музея-заповедника Абая, библиотеки им. Абая г. Семипалатинска, будет много незабываемых литературных встреч с почитателями таланта Пушкина и Абая. И это естественно, ибо Пушкин и Абай – фигуры знаковые, литературное наследие великих поэтов и в оригинале, и в переводе многократно издавалось в Москве, Санкт-Петербурге, Казани, Уфе, Оренбурге, Алма- Ате, Уральске, Кызыл-Орде и в юной столице XXI века – Астане. Убежден, что соприкасаясь в течение поэтического года с этим наследием, невольно осознаешь себя своеобразным потомком великих поэтов, Абая и Пушкина, который однажды сказал: «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие. Бескорыстная мысль, что внуки будут уважены за имя, нами им переданное, не есть ли благороднейшая надежда человеческого сердца» (Т. VIII. С. 58). Разумеется, поэтические произведения несут в себе пушкинскую божественность образов, однако они в своей основе общеизвестны каждому из нас, начиная с детства и юности и по школьным программам, и по индивидуальному восприятию этой поэтической Вселенной. И все же меня, как читателя, больше привлекают проза, мысли и суждения гения русской словесности, включая его дневниковые записи. Во

многих случаях любая лаконичная и законченная мысль поэта, записанная прозой, несет неистребимый свет феномена вечности. «Пушкин есть явление чрезвычайное, и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет», – писал в свое время Н. В. Гоголь. Не мне судить, насколько пророческими оказались слова Гоголя спустя двести лет, но в подтверждение того, что мысли и суждения Пушкина актуальны по своей сути и в наши дни, можно привести несколько высказываний поэта: «Ныне Академия приготовляет третье издание своего Словаря, коего распространение час от часу становится необходимее. Прекрасный наш язык, под пером писателей неученых и неискусных, быстро клонится к падению. Слова искажаются. Грамматика колеблется. Орфография, сия геральдика языка, изменяется по произволу всех и каждого. В журналах наших еще менее правописания, нежели здравого смысла...» (Российская академия. Т. VII. С. 368. Здесь и далее цитаты А. С. Пушкина взяты из самого популярного академического 10-томного издания (3-е изд., 1962– 1966 гг.). «Прочтите жалобы английских фабричных работников: волосы встанут дыбом от ужаса. Сколько отвратительных истязаний, непонятных мучений! Какое холодное варварство с одной стороны, с другой какая страшная бедность! Вы подумаете, что дело идет о строении фараоновых пирамид, о евреях, работающих под бичами египтян. Совсем нет: дело о сукнах господина Смита или об иголках господина Джаксона. И заметьте, что все это есть не злоупотребления, не преступления, но происходит в строгих пределах закона» (Путешествие из Москвы в Петербург. Т. VII. С. 290). «С некоторого времени Северо-Американские Штаты обращают на себя в Европе внимание людей наиболее мыслящих. Не политические происшествия тому виною: Америка спокойно совершает свое поприще, доныне безопасная и цветущая, сильная миром, упроченным ей географическим ее положением, гордая своими учреждениями. Но несколько глубоких умов... с изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую – подавленное неумолимым эгоизмом и страстью к довольству...» (Джон Теннер. Т. VII. С. 434–435). Это Александр Сергеевич Пушкин. И такого – «нехрестоматийного» – классика надо знать и заново открывать, чтобы более гуманистическим стало наше общество в надвигающуюся эпоху глобализации, которая уже диктует свои жесткие законы и правила существования. Пушкина интересовал казахский фольклор. Из своей поездки в Оренбург и Уральск он привез безымянный список лиро-эпической поэмы «Козы Корпеш и Баян Сулу» и также известно, что Абай переводил Пушкина. Он интуитивно понял, как надо это сделать, чтобы было понятно любому степному казаху, всему казахскому народу. Как

Ломоносов для России, так Абай для Степи был первым университетом. Он получил рафинированное образование, был воспитан на арабской поэзии, с детства прекрасно знал тюркскую мифологию и эпос, но также хорошо понимал, что музыка в образе домбры есть в каждой юрте, и благодаря именно ей фольклор сохранился и дошел до наших дней. Поэтому Абай нашел самый верный путь передачи стихов Пушкина – через мелодику. Так родилась «Песня Татьяны». Именно песня. Она переходила из одной юрты в другую, из аула в аул и разошлась по всей необъятной Степи. Последователь Абая – Шакарим – перевел «Дубровского» в стихах и поэтому у него, как и положено в поэме, есть вступление от себя. Абай Кунанбаев глубоко ценил традиции русской классической литературы. Он первым в казахской Степи перевел произведения не только Пушкина, но и Лермонтова, Толстого, Бунина, а через русские переложения интерпретировал произведения Гете, Мицкевича, Байрона, Шиллера. Как не раз отмечали исследователи творчества Абая, ссыльные российские демократы второй половины XIX века Е. П. Михаэлис, Н. И. Долгополов, С. С. Гросс надолго приезжали в аул Абая и это незабываемое время. Это, как и многое другое из жизни поэта, зримо и выпукло раскрыто в романе-эпопее Мухтара Ауэзова «Путь Абая», который по своей глубине и значимости является «энциклопедией жизни казахского народа XIX века». Кстати, до сих пор нет хороших фильмов о Пушкине и Абае. Не потому ли, что и Пушкин, и Абай у каждого свой. Не зря у Марины Цветаевой – «Мой Пушкин». Показать Пушкина на экране, единого для всех, наверное, невозможно. Это относится и к Абаю. Все мы потомки этих великих поэтов. У Абая есть «Слова назидания» – философские трактаты. Их не раз переводили на русский язык. Первые переводы принадлежат Виктору Шкловскому, он потом советовал взяться за переводы поэтических произведений Абая Льву Озерову, Всеволоду Рождественскому, Марие Петровых, Константину Алтайскому, Александру Жовтису... Но все это было под чутким руководством гения казахской литературы двадцатого столетия Мухтара Омархановича Ауэзова. Я попытался перевести некоторые философские трактаты Абая в сонетном ключе, чтобы через европейскую традицию в какой-то мере «облегчить» читателю восприятие философии Абая, ибо в реконструкции этих трактатов в жанре сонета есть поэтическая перспектива развернуть время вспять, опровергая аксиоматичность положения о необратимости истории. Европейский мир должен знать и понимать Абая. Сейчас, когда идет «карикатурная война», считаю, что переводы Абая важны и призваны сближать цивилизации. Само географическое положение Казахстана и менталитет казахстанцев способствует этому. С чем мы входим в XXI век? Разумеется, не только с развитой экономикой, промышленностью и сельским хозяйством, новыми технологиями, богатыми недрами, но и со своей культурой и литературой. Махамбетом и Абаем. Чоканом Валихановым и Мухтаром Ауэзовым. И здесь возникает формула спирали: погружение в наследие прошлого во имя высоты будущих свершений. Это в какой-то степени перекликается с

высказыванием Олжаса Сулейменова о том, что без глубины прошлого, высоты будущего нет настоящего. И этот Год Пушкина и Абая будет озарен светом их поэзии и обязательно даст соответствующие плоды нашего созидания. К цифрам всегда надо относиться поэтически, ибо они завораживают. Все помнят строки Николая Гумилева:

Солнце останавливали словом, Словом разрушали города... А далее следует:

А для низкой жизни были числа, Как домашний подъяремный скот, Потому что все оттенки смысла Умное число передает.

«Умные числа» Года Пушкина и Абая должны сопровождать нас и ежедневно и всю оставшуюся жизнь. Поэты тоньше всех чувствуют несправедливость своего времени. Однажды Иосиф Бродский мудро заметил: «На самом деле у поэта никакой роли нет, кроме одной – писать хорошо. В этом и заключается его долг по отношению к обществу, если вообще говорить о каком бы то ни было долге всерьез, ибо поэт не назначается обществом, а потому обществу накладывать на него какие-либо обязательства не пристало. Пользуясь языком общества, творя на его языке, особенно, творя хорошо, поэт делает как бы шаг в сторону общества. И хотя у поэта нет перед обществом такого долга – писать, у общества на самом-то деле есть долг – его читать, ибо поэзия есть, по существу, лингвистическая неизбежность. И если поэт делает шаг в сторону общества, то и общество должно сделать шаг в его сторону». Пример – трагические судьбы Пушкина и Абая. Общество было к ним несправедливо, и эта несправедливость в сердцах поэтов отзывалась стихами. А стихи всегда переживают время, в которое они появились на свет. И тех, кто шельмовал поэтов, мы помним только благодаря гениальным стихотворным строчкам. И в этом – избранность поэтов. Про них зачастую говорят «не от мира сего» – от мира, потому что именно поэты знают о мире больше обычных людей. Доказательством тому – проза и поэзия Пушкина, философские трактаты Абая и его стихи.

г. Москва, «Литературная газета», 9 апреля 2006 г.

РУССКИЕ ПОЭТЫ И АБАЙ

Гений Абая (Ибрагим Кунанбаев, 1845–1904) проверен и временем, и пространством. Достаточно сказать, что двадцать лет назад юбилейные мероприятия, посвящённые 150-летию со дня рождения основоположника современной казахской литературы, прошли под эгидой ЮНЕСКО во многих странах мира, на бесконечных просторах Евразии. А начались эти празднества, как сейчас помню, в Москве, в апреле 1995 года, в Колонном зале Дома союзов. И это естественно, ибо творческая связь гения казахской поэзии с литературной Россией была, можно сказать, на молекулярном уровне. И если переводы Абая стихов Пушкина, Лермонтова, Крылова широко известны и этому феномену посвящены многочисленные научные статьи и целые тома исследований казахских и русских учёных- литературоведов, то есть и малоизученная часть переводческого наследия Абая. Это переводы на язык казахской поэзии стихов Антона Дельвига, Якова Полонского и…. Ивана Бунина. Романс Дельвига «Не осенний частый дождичек» Абай переложил на мелодию домбры. Абай был воспитан на арабской поэзии, с детства прекрасно знал тюркскую мифологию и эпос, он также хорошо понимал, что музыка в образе домбры есть в каждой юрте, и благодаря именно ей фольклор сохранился и дошёл до наших дней. Поэтому Абай нашёл самый верный путь передачи стихов русских поэтов – через мелодику. Так родилась «Песня Татьяны». Именно песня. Она переходила из одной юрты в другую, из аула в аул и разошлась по всей необъятной степи. Даже прозаическую вещь Лермонтова «Вадим» Абай переложил стихами. А последователь Абая – Шакарим – перевёл «Дубровского» в стихах, и поэтому у него, как и положено в поэме, есть вступление от себя. И вполне естественно, что романс Антона Дельвига зазвучал через абаевский перевод под звуки степной домбры. Абай глубоко ценил традиции русской классической литературы. Он первым в казахской степи не только перевёл произведения Пушкина, Лермонтова, Толстого, но через русские переложения интерпретировал произведения Гёте, Шиллера, Байрона, Мицкевича.

В 1899 году Абай перевёл стихотворение Якова Полонского «Сердце». Необходимо отметить, что автор известного романса «Песня цыганки» («Мой костёр в тумане светит…») был в своё время знаком с Чоканом Валихановым, первым казахским учёным, когда он жил в Санкт-Петербурге, и не раз в письмах своим друзьям упоминал это имя, поэта и учёного второй половины XIX века. Этот перевод Абая в первых посмертных изданиях поэта значился как перевод стихов Лермонтова. И только в академическом издании 1948 года в

примечаниях было указано, что стихотворение «Сердце» не принадлежит Лермонтову, а затем в энциклопедии «Абай» (1995 г.) было академически зафиксировано авторство Якова Полонского. Такой же случай произошёл и с переводом раннего стихотворения Ивана Бунина «Не пугай меня грозою» (1888 г.). Абай перевёл это стихотворение в 1893 году. В изданиях стихов и переводов Абая в 1933-м и 1940 году в примечаниях было указано соответственно из Пушкина и из Лермонтова. А при подготовке академического издания 1948 года со ссылкой на исследования Есмагамбета Исмаилова в примечаниях дано, что это стихотворение Ивана Бунина, взято из полного собрания сочинений 1915 года. Здесь необходимо уточнение. Земная жизнь Абая завершилась в 1904 году, следовательно, Абай для перевода стихотворения И. Бунина использовал оригинал более раннего издания, то есть до 1893 года, возможно, это стихотворение взято из периодического литературного журнала конца XIX века. И что характерно: когда творчество Ивана Бунина было под запретом, вплоть до 1956 года, в Алма-Ате в 1948 году «не побоялись» включить в академическое издание Абая этот перевод, с точной ссылкой на автора в примечаниях. И лауреат Нобелевской премии Иван Алексеевич Бунин и не подозревал, что в далёкой и неизвестной ему Алма-Ате под редакцией Мухтара Ауэзова издан академический том великого казахского поэта, где есть и его стихотворение «Не пугай меня грозою» 1888 года в переводе на язык Абая.

А произведения самого Абая переводили во многом благодаря опять же мудрым усилиям Мухтара Ауэзова: В. Шкловский, В. Рождественский, С. Липкин, М. Петровых, В. Звягинцева, Л. Озеров. И эта творческая эстафета продолжалась до конца прошлого века (переводы М. Дудина, Ю. Кузнецова, А. Кодара), а с началом нового столетия астраханский поэт-переводчик Юрий Щербаков продолжает эту благородную миссию. А архимандрит Геннадий (Гоголев), будучи избранным епископом Астанайской и Алматинской епархии, перевёл стихами фрагменты книги Абая «Слова назидания» в духе сближения казахской и русской культур на основе просвещённого либерального ислама.

Разумеется, в поэзии не должно быть прогресса как такового. Это утверждение моего учителя по ВЛК, поэта, большого мастера перевода Александра Межирова. Действительно, разве можно писать лучше фольклора, Пушкина, Лермонтова и Абая, Мандельштама, Пастернака и Магжана. Конечно же, нет. И всё-таки перспектива мастерства должна присутствовать внутри самого поэта и переводчика, ибо каждый поэт – это точка Вселенной. А потому читателям «Литературной газеты» дороги и Пушкин, и Абай. С этим мы вышли в двадцать первое столетие.

«Литературная газета», №31, 29.07. 2015 г. Москва