Алексей Давыдов

ПИСЬМА О КАЗАХСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

…Была у меня пауза, и я прочитал дневники Мурата Ауэзова, опубликованные в «Тамыре» – просто они лежали сверху всего того, что вы мне дали. Прочитав Мурата, я пришел в восторг. Я раньше его не читал. Мурат – поэт, большой мастер, виртуоз слова. И я подумал, что ваши стихи надо анализировать не только сами по себе, но и в связи с тем, о чем Мурат говорит в дневниках и, главное, в связи с его политическими и культурологическими оценками. Потому что эти оценки отражают целую эпоху в истории Казахстана. Мурат – глубокий аналитик художественного сознания, знаток души человеческой, честный, бесстрашный политик. Хотел бы с ним познакомиться. Подарить свою книгу.

Прочитав Мурата Ауэзова, я понял, что не могу начинать анализ ваших стихов, не объяснив, с каких социально-нравственных позиций я собираюсь это делать. То есть прежде чем говорить о вас, я должен сказать несколько слов о себе, о своем виденьи вещей. И анализ Мурата, который содержится в его дневниках, стал очень удачным подспорьем для этого.

Я, как русский и житель России, считаю, что несу ответственность за многовековую колонизаторскую политику России в отношении Казахстана и полностью разделяю освободительный пафос следующих двух политических заявлений Мурата, содержащихся в его дневниках.

Первое заявление: «Осмысливая и изучая историю казахов в эпоху средневековья, мы, разумеется, не можем не видеть реально существовавших кровнородственных связей славян и тюрков. Но акцентировать на этом внимание, вычленять эти факты из контекста совсем другого содержания – мы не должны. Это могут делать гуманитарии славянской принадлежности. Что же до нас, то слишком много крови, унижений и т. п. между нами, чтобы сейчас, в нашей ситуации, в положении недвусмысленно колонизованного попираемого этноса, мы поднимали бы на щит былое эпизодическое родство. Политическое противостояние – главное, что нам предстоит осуществить». И второе заявление: «Осуществить подлинное единение двух главных этнических компонентов нашей земли можно, лишь сохраняя и укрепляя в себе чувство достоинства. В мировоззренческом плане это означает полную суверенность, абсолютную отстегнутость (по всему шву) от сытно-спесивого мировоззрения «галилеев». Набиваться в «родичи» в этой ситуации – полумера, компромисс, раболепный шаг. В тактическом отношении – обезволивающее, отвлекающее от главной цели действие. Россия – колонизатор. Истина проста и требует столь же ясного и определенного к себе отношения. Разумеется, мы вспомним о родстве и возрадуемся ему, но только потом, в будущем, когда осуществим свои политические притязания».

И вот еще одна его ремарка в том же духе: «Окрик казачье-шовинистической прослойки партийного руководства устами Первого. О, эти наглые узурпаторы марксистско-ленинской терминологии, обратившие в дубину «надерганные» фразы о «классовом подходе» и прочем. Узнаю повсюду оскал их».

Сегодня Казахстан – независимая страна. Настало время, которого так ждал Мурат, которое, как мог, приближал и которому готов был возрадоваться. Радуюсь и я. Империи рушатся. Рухнула и российская. На наших глазах. И теперь я – не советский «галилей», а русский из России. Я «галилеянин»-культуролог, ведущий поиск личности в себе. И я анализирую стихи казахского поэта, пытающегося понять себя как личность. Это моя позиция. И с этой позиции я протягиваю руку вам, Ауэзхан, и всем казахам, которым интересна Россия. И я уверен, у нас может получиться разговор. И для этого совсем не надо забывать совместное прошлое, надо искать, вместе искать нашу совместную меру выхода из него. На смену жажде забвения и забвения забвения должна придти острая как хирургический нож нацеленность на формирование новых смыслов. И опять я должен призвать на помощь строки из дневника Мурата, потому что лучше него не скажешь. Вот несколько цитат, под которыми я бы подписался: «Очаровать абсурдом. Взорвать здравомыслие. О, ветер перемен. Пройдись над городом, всели тревогу и смятенье в утопающие в лености души, зажги в глазах тупеющих огонь безумья, отрицания, ухода в даль». «Вот возможная позиция – ощутить себя доверительным лицом хаоса в его противостоянии космосу. Почему не природа? Потому что природа (деревья, камни и т. п.) ограничена во времени. Хаос – стяжение времени и пространства. Боль, позор, унижение хаоса».

«Бунт одинокого сознания нуждается в надежных средствах самообеспечения, и свежесть видения – одно из них». «Настало время – новых, отвергаемых, гонимых, истребляемых, но неистребимых, перестраивающих всю корневую систему национальной жизни».

«В нашей ситуации этническое «я» обретает приют и убежище в личностном «я» таким образом, что оно воистину может стать моделью состояния многих «я»».

«Не ощущаю (и никогда об этом не задумывался) своего духовного предназначения, но понимаю неотвратимость для себя исполнения гражданского, духовного долга». Гражданское = духовное. Браво, Мурат. … …«Как привести все это в систему движения, достижения, преодоления барьеров и разрешения проблем?» – вот центральный вопрос Мурата, нацеленный на поиск адекватной методологии анализа. И с этим вопросом я полностью согласен. …

…Дневник Мурата радует меня чрезвычайно. Хочется читать еще и еще. Нахожу там свои мысли. О моем главном – богочеловеческой середине. Таких мест немало. Вот наиболее удачное: «Что влечет меня неудержимо? Мой бог – я видел его не раз в горах, на высоких перевалах, когда, раскинув руки, лежал на теплой земле, всматривался в близкое, вмиг густеющее и тут же светлеющее небо. Я видел его круто над собой. Являет он себя, когда я недвижим, лежаче-созерцателен». Это введение в проблему. Далее – главное: «Но я человек. Мне свойственно шагать по земле, не запрокидывая головы». Стоп. Это критика потустороннего, равнодушного к человеку бога. Человек не может искать бога на небесах, даже если его влечет к богу. Значит, если бога влечет к человеку, бог должен спуститься к человеку. Проделать путь Иисуса. Вот эта ренессансная, новозаветно-гуманистическая, медиационная и глубоко лермонтовская мысль, исторически идущая от Иова: «Меня влечет мечта увидеть Бога своего спустившимся с зенита на склоны неба, впереди, там, где сойдутся наши пути». Человек готов пройти свою часть пути к богу, но и бог должен пройти путь в поисках человека. Это жажда новой, богочеловеческой меры и божественного, и человеческого. Мурат видит, предчувствует срединную точку, где божественное в человеке и человеческое в боге соединятся, могут соединиться, она в его богочеловеческой поэзии: «Вижу, чуть выше линии горизонта есть мой простор. Там мыслям хорошо». Он, плоть, и его поэтическая мысль занимают разное место, разные смысловые просторы. Чуть выше линии горизонта, значит не в нем – земном человеке, а где-то в смысловой середине между небом и землей, в его способности соединить в своей способности к поэзии бога, ищущего человека, и себя, ищущего бога.

Мурата не устраивают советские «галилеи», они его враги. Но по логике своего мышления он «галилеянин», ощущающий, что через его слово просвечивает бог как сын человеческий и человек как сын божий. И поэтому он знает, что не зря живет на свете. …

30 апреля - 1 мая 2003 г.